Концерт заслуженного артиста России Владимира Мищука в Большом зале Санкт-Петербургской академической филармонии проходил в рамках абонемента «Страсти по романтизму». Это закономерно – основой репертуара знаменитого петербургского пианиста являются именно произведения композиторов-романтиков: Листа, Шумана, Брамса, Рахманинова, Чайковского и, конечно же, Шопена. В Петербурге Мищука знают и любят – он лауреат конкурса Чайковского, ученик Башкирова, Шнабеля, Тюрек, художественный руководитель музыкальных фестивалей, преподаватель Санкт-Петербургской консерватории, активно концертирующий музыкант – очередь у дверей филармонии говорила сама за себя. Концерт звучал при полном зале, причём большинство пришло именно «на Мищука».

Чем же так интересен и привлекателен этот музыкант, покоривший непростую современную аудиторию? Самое доступное объяснение – главное, отмечаемое даже в критичных рецензиях свойство и достоинство этого музыканта – культура звука. Петербургская школа пианизма всегда отличалась повышенным вниманием к звуку, слушать тончайшие нюансы и передавать их на рояле здесь учат в первую очередь, технические задачи отходят на второй план. Разумеется, у пианистов уровня Мищука не приходится говорить о каких-либо недостатках техники, но совершенно очевидно – она лишь инструмент, которым музыкант пользуется, не задумываясь. Необыкновенный эффект пиано темы в Larghetto, завораживающий, заставляющий удержать дыхание и погрузиться в переливчатую музыкальную ткань – следствие повышенной требовательности пианиста к динамическим оттенкам. Если попытаться очень условно выделить «сверхзадачу» такой интерпретации, то обращение исполнителя к аудитории можно сформулировать так: «Послушай, как я слышу».

С первого звука, с самого первого rubato было понятно – этот артист прекрасно знает, что каждая его пауза будет дослушана до конца, какой бы длинной она ни оказалась. К сожалению, подчёркнутая ритмическая свобода и временами неоправданные акценты придавали исполнению некоторую излишнюю манерность, отсутствие ярких полнозвучных кульминаций не позволяло музыке захватить слушателя полностью.

Концерты Шопена, как известно, требуют от исполнителя полной душевной отдачи. Можно хорошо сыграть концерт Баха, внимательно изучив текст. Можно блестяще «отстучать» концерт композитора 20 века. Даже концерт Бетховена, исполненный «от головы», при грамотно выстроенной динамической драматургии, прозвучит неплохо. Но играть Шопена без эмоционального подъёма живой человек не может. И Евгений Кисин, с его чуть холодноватой jeux perl, и спорный победитель шопеновского конкурса Рафаль Блехач (Rafał Blechacz), и почти эталонный Кристиан Циммерман (Christian Zimmerman), и страстные Марта Аргерих (Martha Argerich) и Клаудио Аррау (Claudio Arrau) по-своему воплощали эту историю чувств. У Владимира Мищука эмоциональный фон концерта достаточно ровный, небольшие волны нарастаний и спадов не компенсируют отсутствие генеральных кульминаций. Не случайно сдержанные японцы питают к пианисту такое пристрастие.

Очень показательны в этом смысле отношения солиста и оркестра. Симфонический оркестр филармонии под управлением испанца Алексиса Сориано, исполнивший в том же концерте увертюру к «Бенвенутто Челлини» Берлиоза и 3-ю симфонию Сибелиуса, аккомпанируя пианисту, практически не выходил за пределы mezzo piano! Дирижёру явно приходилось сдерживать оркестр, что порой не вполне удавалось.

Вместе с тем, как любой состоявшийся профессиональный музыкант, Мищук имеет право на индивидуальную трактовку, ведь чем значительнее само произведение, тем больше вариантов прочтения оно предполагает.